Америка страна удивительная. Здесь, в ресторане, если вы закажете чай, то вам принесут холодный чай со льдом, а если водку, то теплую, тягучую, противную водку в широком, плоском фужере для вина. И еще поиздеваются, сказав “хэв э найс дринк”.
Америка – страна удивительная. Здесь обед завут ланчем, ужин – обедом, здесь бабушки и дедушки сидят со своими любимыми внучатами за деньги, а на пятидесяти и шестидесятилетних юбилеях гости, стиснутые, как в трамвае двадцатых годов, стоя толкаются возле маленького столика, заваленного бутербродами с огурцом, пьют из горлышка пиво и макают в майонез чипсы.
Европейцу трудно понять Америку. Ему трудно понять, почему собрав сотрудников и сотрудниц на совещание, нужно класть на стол ноги, демонстратируя всем грязные подметки своих чистых ботинок, почему дома нужно строить из картона, а машины оснощать двигателями, способными вывести их в космос, почему нужно учить своих детей так, чтобы к старшим классам половина из них не умела читать, а по выпуску четверть из них оставалась функционально неграмотными.
Европейцу трудно понять Америку. Ему трудно понять, почему, как спартанцам, нужно жить в пустых домах с голыми крашеными стенами, круглый год носить застиранную майку, тренировочные и вьетнамки не только дома, но и на работу, почему есть нужно пластиковыми вилками из одноразовых бумажных тарелок, и вообще быть равнодушными ко всему “мещанскому”, экономя каждый цент и восторгась в жизни только одним – скоростью с которой растет твой счет в банке.
Я тоже сначала не все понимал, но очень старался. И по причине своей природной любознательности быстро стал миллионером.
Когда я приехал в Америку, приняли меня работать ответственным укладчиком на макаронную фабрику. В городе Петербурге. Вообще, жизнь полна парадоксов. Сорок лет я прожил в одной и той же квартире, сменив два города. Сначала Ленинград, а потом Петербург. А на сорок первом, поменяв квартиру и материк, очутился опять в Петербурге. Только уже американском. Мы с женой в лотерею выиграли зеленую карту. Когда нам такое счастье подвалило и мы уже было собирались обосноваться рядом со своими друзьями в Бостоне, в посольстве нам милая женщина с акцентом сказала:
– По условиям лотереи американская сторона сама определяет местожительство вновь озелененных. Так что, господа хорошие, поживите пока в солнечной Флориде, в городе Петербурге, чтобы к новому названию не привыкать и снизить стрессовую нагрузку от перемены полушарий.
Это я сейчас только задумываться начинаю: какие же полушария она имела ввиду? Уж не головного ли мозга?
Конечно, в заокеанском Петербурге нет Дворцовой набережной, Эрмитажа и балета “Спартак” на музыку композитора Хачатуряна, а кандидаты искусствоведения в области готической архитектуры первой половины ХIV века и подавно никому не нужны. Потому что в первой половине ХIV века, кроме крокодилов, здесь ничего не было. Народ в городе Петербурге проживает в основном южный, солнцем утомленный, и кожу имеет очень черную, так как жара круглый год стоит прямо тропическая. Зато на макаронной фабрике в валюте платят. Работа простая, но противная. Нужно макароны, которые здесь почему-то зовут пастой, в ящики упаковывать и липкой лентой заклеивать.
Через две недели подходит ко мне начальник цеха и говорит:
– Сегодня после ланча макаронную линию останавливаем и все отправляемся на ежегодный семинар по соблюдению морального облика американского рабочего. Приехали два консультанта из Вашингтона, будут рассказывать о проблемах и решениях в этой области в свете последних разработок методического подхода. Сегодня семинар по этике. В наглядно-игровой форме будут объяснять, что взятки брать нехорошо. А завтра семинар по моральному разложению.
– Да вы не беспокойтесь, – говорю. – У меня с моральным обликом все в порядке. Жене не изменяю. Без крайней необходимости. На рабочем месте не выпиваю, да и кому в такую жару выпивать захочется. И взяток не беру. По причине того, что не дает никто.
– Сегодня не разлагаешься, а завтра даже очень можешь разложиться, – отрезал начальник. – У нас такие случаи были. Поэтому посещение семинара – дело святое. Явка обязательна и точка. А после семинара ты взяток брать не будешь, дажу если и дававть будут.
– Во, – думаю, – придурок! Надо же такое сморозить.
Ну, раз дело святое, так о чем разговор. Еще со времен службы в армии я человек дисциплинированный. Старшина Семихайло нам дисциплину быстро привил. Кулак-то у него побольше пивной кружки был.
Собрали нас в заводском конференц-зале. Телевизор цветной принесли, на столах бесплатный кофе и плюшки расставили. Это мне понравилось. Сиди себе, кофе пей, плюшки ешь, телевизор смотри. Куда как лучше, чем макароны по ящикам расспихивать.
– Такой семинар, – думаю, – не раз в год, а каждый день проводить надо. Вот житуха бы была!
Входят двое консультантов из столицы. Сразу видно, что они на моральном облике зарабатывают куда больше, чем мы на макаронах. Один – мужчина. Высокий, седой, представительный. Рубашка на нем белоснежная, костюм – двубортный, а ботинки из крокодиловой кожи. Вторая – дамочка моего возраста, на артистку Доронину похожа. Такая же пышная, аппетитная и манерная. Говорит, как-будто восторгом дышит:
– Ах, как мы рады, что мы опять к вам...что вы у нас...что мы вместе с вами...
Одним словом – не женщина, а “Амаретто” с орешками. Я ее про себя так и прозвал – Амарета.
И начали мы в очень занимательную игру играть. Сначала показывают кино, а перед самым концом его останавливают и нужно дать правильный ответ, как герои должны поступить. Ответил правильно – тебе жетон. А потом по этому жетону в заводской столовке можно бесплатную кружку кофе получить
.
В первом кино один снабженец с макаронной фабрики приехал к заказчику на конференцию, те устроили лотерею, а снабженец возьми, да и выиграй компьютер-лэптоп. Кино остановили и повесили плакат с тремя ответами:
1. Снабженец тут-же от компьютера отказался и стал заказчика по матушке крыть.
2. Снабженец сделал все, как в ответе один, только нехорошими словами не ругался, а тут же позвонил в юридический отдел фабрики.
3. Снабженец компьютер в портфель сунул и по приезде отдал сыну-хакеру.
Я, понятно, третий ответ выбрал. У меня Васька второй год этот лэптоп просит, да где на него денег взять. А тут такая удача.
Как я свой ответ сказал, Амарета на меня как-то странно посмотрела, а мужик начал объяснять, что выигрыш этот вовсе не выигрыш, а завуалированная форма взятки.
Короче игра идет, у соседа моего жетонов столько, что он дармовым кофе до полной бессоницы упиться может, а меня хрен целых хрен десятых. И тут я наконец рассек, что правильный ответ всегда тот, где в юридический отдел звонить надо! Это и понятно: если в стране миллион юристов, им же всем кушать надо. Как я это дело усек, и у меня жетончики прибавляться стали.
На следующий день перешли к морального облику. Повесили над телевизором плакат и по нему стали объяснять, какие есть основные слагаемые морального облика передового рабочего на макаронной фабрике. Во-первых, морально устойчивый рабочий во время перекуров не рассказывает скаберзных анекдотов о женщинах в присутствии женщин, а неграх – в присутствии негров, и о прочих национальных меньшинствах, например, лицах нетрадиционной сексуальной ориентации, в присутствии этих лиц.
Тут я вспомнил, как лет двадцать назад, еще в Ленинграде, наш районный пропагандист товарищ Супов учил, что если что непонятно, то задавать вопросы надо сразу. По ходу лекции.
Я тяну руку и спрашиваю:
– Ну, скажем, женщину или негра я очень даже просто распознать могу. А как же мне определить, какой ориентации товарищ, которому я анекдот рассказываю? У него ведь это на лбу не написано.
Эта сладкая парочка к семинару, видимо, долго готовилась. Понавезли всяких плакатов, брошюр, слайдов. А вот к такому вопросу готовы не были. Седой тот вообще замялся и покраснел, как-будто я его имел ввиду. А дамочка говорит:
– Это вопрос непростой, мистер.
– Да я сам знаю, что непростой, – отвечаю. – Мы простых вопросов задавать не обучены. Мы кандидатский минимум сдавали.
Тогда Амарета мне говорит:
– То, что вы свой кондоминимум в аренду сдаете, это ваше дело. А по проблеме нетрадицинной сексуальной ориентации у нас отдельная брошюра имеется. Давайте мы с вами после семинара останемся и я вам ее положения разъясню.
– А чего, – думаю, – остаться можно. Особенно, если еще плюшек принесут. Пускай разъясняет.
И согласился.
– Во-вторых, – продолжает седой, – морально выдержанный рабочий или рабочая с презрением ответит отказом на грязные предложения его/её начальника о вступлении в интимную близость после окончания рабочего дня. И немедленно позвонит компетентным органам вот по этому телефону. И телефончик, аршинными буквами на плакате написанный, показывает.
Я опять тяну руку.
– Это как же понимать: по окончанию рабочего дня, А в течение рабочего дня значит можно в эту близость вступать? Скажем, прямо на рабочем месте?
Седой опять не готов к вопросу оказался. Даже галстук от волнения распустил и пиджак снял. А Амарета – она видимо более опытной консультантшей оказалась – отвечает:
– У нас, в Вашингтоне, над этим как-то не задумывались. Прецендента такого не было, чтобы прямо на рабочем месте. Обычно стараются все после работы устроить. Поэтому у нас методические разработки только на этот счет имеются. Но мы, юристы, народ мобильный и творческий. Раз возникли вопросы, можно ли в рабочее время, мы к следующему разу и эту сферу охватим. Вы не беспокойтесь. В Америке уже почти миллион юристов. Скоро не охваченных сфер совсем не останется.
– А я и не беспокоюсь,– говорю. – Чего мне беспокоиться. Я до корней все понять хочу. Меня наш районный пропагандист товарищ Супов так учил.
Тогда седой к третьему пункту переходит, а сам на меня одним глазом косит. Вижу, что указка у него в руке как-то подозрительно дрожит и не на те линии показывает. Он начинает дальше мямлить, что нельзя у малознакомых сотрудниц спрашивать, какого цвета у них нижнее белье, и вешать на рабочем месте календари с женщинами ниже пояса не одетыми. Если выше пояса – это моральному облику не противоречит, а ниже – это уже ни в какие рамки и никакие ворота не лезет.
Говорит он, а сам красный стал, на меня одним глазом косит и я вижу, что если еще хоть один вопрос задам, то он очень даже запросто окачуриться может. Поэтому я вопросы больше задавать не стал, хотя их у меня много возникло. Я ведь не зверь какой, чтобы человека насмерть травить. Хоть он юрист, а потому мне, как рабочему человеку, элемент чуждый.
Когда с плакатом закончили, седой с облегчением вздохнул, галстук опять надел, включил телевизор и мы стали смотреть видеофильм. Я вам скажу честно: такого интересного кино я и по кабельному телевидению не видел.
Фильм был учебный. Про то, как на макаронной фабрике в городе Одессе, тоже американской, один жлоб домогался укладчицу по интимной части. Укладчица, правда, из себя совсем невидная была. Из всех положенных женских выпуклостей у нее только одни коленки торчали. Я бы ее и домогаться не стал. А жлоб этот – он на автопогрузке работал и коробки в штабеля складывал – прямо проходу ей не давал. И намекнет: давай, мол, после работы вместе в баре чипсы в майонез вместе макать будем, и журнальчик ей срамной в перерыв подбросит.
И главное жлоб этот – видный мужик был. Высокий, здоровый, лицо – красное, усы – пшеничные, ну вылитый сибиряк. Не знаю, чего это пигалица ломалась, я бы на ее месте сразу согласился. А она – нет, и все.И после каждого домогательства бежит начальнику цеха жаловаться. А начальник цеха был негр, какой-то малохольный и планом по выпуску макарон приблишенный. Он от нее все время отмахивался. Пустяки это, говорит, и глупости. Дело молодое, сами разберетесь.
Кино дальше идет. Народ в зале сидит, рты открыли, как “Анну Каренину” смотрят. Даже про плюшки забыли. Да, так вот когда эта несговорчивая укладчица чувством сибиряка в очередной раз отказала, он приволок еще пару работяг, посадил их на свой автокар и они с шиком прямо к ее рабочему столу подкатили. Мужики сидят, ржут как жеребцы, а укладчица покраснела, коробки с макаронами побросала и пулей куда-то побежала. Народ в конференц-зале волнуется, не поймет, чем такая драма в сюжете вызвана. А камера по автопогрузчику так нарочито медленно вниз ползет: американцы кино снимать умеют, этого у них не отнимешь. Наконец доползает до самого низа и показывает лезвия, которыми автопогрузчик коробки вверх поднимает. А на каждом лезвии одето, извиняюсь, по резиновому изделию предохронительного назначения. Я уже не знаю, где они такие большие изделия взяли, или у них резина такая качественная и эластичная, но факт налицо.
Тут прибегает укладчица, но уже с начальником цеха. Тычет пальцем на приодетый автопогрузчик и орет, что она этого так не оставит и куда нада доложит. Тогда начальник цеха у работяг спрашивает, что это за бал-маскарад мол такой. Те знай себе гогочут, а жлоб и говорит:
– Ты же сам, Сэм, на каждой планерке талдычишь, что надо соблюдать технику безопасности и предохроняться от возможных травм. Вот мы и предохраняемся.
Но самое интересное у этого кино было в конце. Такой конец, что я плюшкой подавился и чуть со стула не упал. Эта стерва, укладчица, подала в суд и в счет возмещения морального ущерба слупила с макаронной фабрики... Как вы думаете, сколько? Пятьсот тысяч долларов! За непринятие начальником цеха своевременных мер по соблюдению в коллективе морального облика американского рабочего и игнорирование сигналов трудящихся о домогательствах по интимной части.
Когда кино кончилось, в зале все загалдели, начальника цеха и жлоба к позорному столбу пригвождают, а я, перекрывая гвалт, спрашиваю Амарету:
– Извините, гражданин консультант, я в английском еще не полный Шекспир, может чего не так понял. Так кто эти пол-лимона получил?
– Как кто? – удивляется она. – Леди из укладочного цеха, от домогательств морально пострадавшая.
Я плюшку отрыгнул да как завопил:
– Господи, ну везет же людям! Кто бы меня хоть раз так домогнулся. Хоть морально, хоть физически.
Амарета на меня опять как-то странно посмотрела, и напомнила, что после семинара мы должны остаться для ответов на мои вопросы.
Когда семинар закончился и мы в конференц-зале вдвоем остались, она начала брошюру обещанную искать. Ищет, ищет, да вдруг как заголосит:
– Ой, да как же это...ой, да что же это...я брошюру эту в гостинице оставила, ой, как нехорошо, я же вам обещала...
Я вижу, что порядочная женщина так убивается, и говорю:
– Шут с ней, с этой брошюрой, если вы из-за нее такое нервное возбуждение имеете. Я свой вопрос снимаю.
Амарета немного успокоилась и говорит:
– Я ваше благородство ценю, но оставить этого так не могу. Я юрист со стажем. Такая ошибка может повлиять на мою деловую репутацию. А вы бы не могли зайти ко мне в гостиницу, часов эдак в восемь вечера? Там брошюра у меня на тумбочке лежит. Мы бы все вопросы и прояснили. Только вы коллегам по работе ничего не говорите, чтобы моя деловая репутация не пострадала.
Я приосанился, помятости на брюках разгладил и отвечаю:
– Почему же не зайти. Конечно, зайду. А про деловую репутацию я даже очень хорошо понимаю. Сам не раз в командировки ездил. Поэтому не только коллегам по работе, но и жене ничего не скажу. Скажу у нас аврал на фабрике, попросили в вечернюю смену выйти.
– Вот и хорошо, вот и чудненько,– защебетала Амарета. – Вы как свои вопросы задавать начали, так я сразу поняла, что вы человек умственно продвинутый и к сложным юридическим коллизиям большой интерес имеете.
Какой семинар у нас с Амаретой в гостинице вышел, я рассказывать не буду. Я думаю в таких семинарах каждый не один раз участвовал. Выпили мы с ней по бутылке джина, она с тоником, а я без, моя вечерняя смена плавно перешла в ночную, а рано утром, за кофе она меня спрашивает:
– Тебя как зовут, любознательный?”
– Петр Тимофееч, – отвечаю. – А тебя?
– А меня Брэнда.
– Вот и хорошо, – говорю. – Вот и познакомились. Только Брэнда – имя какое-то тяжелое, металлическое. Вроде как дрында. А ты женщина вся из себя воздушная, как пирожное бизэ, и округлости у тебя приятные. Можно я тебя Амаретой звать буду?
– А чего, – говорит. – Зови. Красивое имя. Ароматное. А я тебя Питом буду звать. Не возражаешь?
Я возражать не стал, тут-то мне Амарета все карты и раскрыла. Сама она юрист высшей квафлификации, специалист по искам за моральный ущерб, и еще пару подельников надежных имеет. Один начальник цеха, другая по интимной части потерпевшая, а вот домогателя приличного у них сейчас в бригаде нет. Был один, да от шальных денег спился. Методика, как из штата в штат ездить и бестолковые фирмы доить, у них до тонкостей разработана. А я вчера на семинаре я очень ей своим нетрадиционным подходом к вопросам морального облика приглянулся. Так что, думай Пит и решай.
– А чего тут думать, – говорю. – Весь вопрос: сколько?
Когда Амарета мою долю назвала, так я на радостях с ней еще и дневную смену отработал...
Теперь мы с женой живем в Калифорнии, в Санта-Барбаре. Я пять лет честно домогателем отработал и в отставку вышел. У нас дом с бассейном и садовник-мексиканец. Занятный такой мужичок, все никак не могу научить его в жаркую погоду утолять жажду холодной водкой.
Иногда звонит Амарета и я на несколько дней уезжаю на “семинар по готической архитектуре первой половины XIV века.”
Ваську отправил учиться в Гарвард. И постоянно твержу ему, чтобы не стеснялся задавать побольше вопросов. Язык, он до Киева доведет. А до Санта-Барбары – и подавно.
---------------------------------------------------------
Если Вы зашли на эту страничку с моего персонального сайта,
нажмите кнопку Back в левом верхнем углу, чтобы вернуться.
Если нет, приглашаю зайти на мой сайт www.borisboston.com (нажмите на
надписи Boris Boston вверху этой страницы, а затем, попав на мою
страничку, на http://www.borisboston.com ).
На сайте мои последние работы, полный каталог сайтов анекдотов и
энциклопедия литературных сайтов Рунета, конкурсы и лотереи. Заходите,
читайте и заработайте $ 1000.
|
