ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Все описанные события произошли или могли произойти в те совсем еще недавние ближнеисторические времена, которые одни называют периодом застоя, и очень ругают, а другие – периодом застолья, и очень хвалят. Все было плохо, говорят первые, потому что была ложь. Нет, спорят вторые. Все было хорошо, потому что были идеалы. Автор не берется судить, кто из них больше прав, ибо судить историю может только Господь бог. А вот вспомнить, как все это было, дано и нам – простым смертным...
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ВОСПИТАНИЕ ЧУВСТВ
"Развитие индивида обусловлено развитием всех других индивидов, с которыми он находится в прямом или косвенном общении."
Из основоположника
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ИСТОКИ
Все мы, как минимум, когда-нибудь родились. Отнар Козьмич Штукин, впоследствии ставший большим оригиналом, в начальный период своей жизни не впал в исключения.
Его баритон, поначалу противный и писклявый, впервые услышали на берегах исторической крейсероносной реки в городе, где пронеслись несколько революций и царствовали многие, порой классово непримиримые Романовы. Случилось это весной того самого трагического года, когда остановилось сердце великого вождя и народ, лишившись своего отца, прибывал в безутешном горе, всерьез подумывая о самоубийстве ввиду полной бессмысленности дальнейшей сиротской жизни.
Его мать, женщина красивая и строгая, три дня напролет рыдала. На четвертый день, на два месяца раньше срока, произвела она на свет мальчика – настолько несчастного и слабенького, что принимавшая роды пожилая акушерка тихо пробурчала:
– Не жилец, прости Господи!
И, помолчав, добавила:
– Но, если даст бог, аклимается, большим человеком будет – не меньше районного секретаря или прокурора.
Отец новорожденного – человек военный, к тому же архитектор человеческих душ ( так называли тогда в армии профессиональных партийных работников всех рангов), слез не проливал. Безмерную скорбь он закрепил в имени сына – Отнар.
То ли Всевышний смилостивился над невинным дитя, потому, как не мог допустить такой вопиющей несправедливости, чтобы почти одновременно скончались два отца народов, то ли выходили его без всякого вмешательства потусторонних сил хорошие и добросовестные доктора, об этом мы уже никогда не узнаем. Однако то, что мальчик остался жив и вскоре в физическом развитии догнал своих сверстников – факт непреложный и исторический.
В школу маленький Отнарик пошел уже в столице. Туда накануне выноса из вожделенной усыпальницы тела его знаменитого тёзки перевели служить отца мальчика, с повышением, за особые заслуги на ниве идейной закалки молодых воинов. Будучи незаметным работником одного из райвоенкоматов, сумел он отличиться во время инспекторской проверки боевого духа молодцеватых рекрутов важным армейским чином.
Случилось так, что призывали на срочную службу выпускников местного университета. Один из них, будущий филолог-индоевропеист, поспорил со Штукиным – старшим на десятикилограмовый бочонок красной икры, что за одну ночь выучит наизусть, вплоть до последнего знака препинания, фундаментальную работу вождя мирового пролетариата. Сам архитектор человеческих душ при конспектировании классиков уже на третьем абзаце обычно ловил себя на мыслях о потаенных прелестях кокетливой машинистки Софочки, упоительно мелодично стучавшей за соседним столом на "Ундервуде". Хотя рука его продолжала твердо наносить на бумагу нетленные строки. Офицер сугубо преданный, Штукин постоянно гнал от себя такие политически незрелые мысли, для чего по-лошадиному дергал головой. В этот момент мученик боевой и политической подготовки становился похожим на человека со связанными руками, которому на нос садится назойливая муха. Но вопреки всем стараниям через пару минут он опять терял нить основоположника и переключался на греховно-суетные грезы.
За свои недолгие годы службы пленник греха законспектировал работ больше, чем иной классик сумел написать за всю жизнь, и знал, что по своему благозвучию труды политических гениев мало походят на поэтические творения, заучить которые может любой никчемный человек, даже артист. Поэтому капитан Штукин ни капли не сомневался в посрамлении выскочки студента. Человек по природе нежадный, военкоматовский работник даже представил, как он простит небогатому студенту бочонок икры, но взамен прочитает перед всеми новобранцами нравоучительную лекцию о необходимости с надлежащим почтением и карандашом в руках внимать мыслям гигантов и основоположников, дабы хотя бы частично постигнуть глубину их величия.
А тут как раз приехал с инспекцией генерал и появилась возможность продемонстировать свой воспитательский пыл в присутствии большого начальства. Однако, к полному изумлению Штукина, студент в телеграфном стиле, произнося в каждом предложении "запятая", "точка", "кавычки открываются", "кавычки закрываются", отбарабанил всю работу от начала до конца, чем привел водившего пальцем по оригиналу генерала в полный экстаз.
По окончанию действа генерал прослезился, расцеловал студента и в знак особой милости отправил служить его на флот, на четыре года, на южный берег Северного Ледовитого океана. Сему немало позавидовали его товарищи, призванные всего лишь на три года, да и то в тыловой полк обеспечения одной из академий родного Ленинграда. Штукину-старшему за доставленное удовольствие генерал выхлопотал теплую майорскую должность инструктора политотдела в одном из многочисленных столичных военных институтов.
Надо сказать, что верный кодексу офицерской чести, будущий политинструктор потратил почти половину своей месячной зарплаты, проставил студенту обещанный деликатес и тот со своими друзьями с удовольствием употребил его во славу диалектического материализма и русского оружия.
Отслужив срочную, студент проявил недюжинные способности, стал полиглотом и овладел ста тринадцатью языками. Но, как и многие незаурядные люди, кончил свою жизнь трагически, в психиатрической лечебнице, безуспешно пытаясь составить демократическо-федеративный германо-немецкий словарь.
В Москве семейство Штукиных поселилось на Ленинском проспекте в просторной восемнадцатиметровой комнате большой коммунальной квартиры. Таких коммуналок, обшарпанных и неунывающих, где вместе с ответственными и не очень ответственными квартиросъемщиками дружно уживались собаки, коты, клопы, тараканы и прочая живность, в белокаменной той поры было великое множество. Квартира, в которой поселилась семья баловня военкоматовской фортуны, располагалась на восьмом этаже добротного кирпичного дома. Имела она высокие трехметровые потолки, приличную кухню и ни с чем несравнимое удобство, именуемое труднопереводимым на любой язык мира словосочетанием "раздельный санузел".
В квартире было три комнаты. Семья инструктора занимала угловую комнату с балконом, выходящим на проспект, что составляло предмет особой гордости Штукина-младшего. С него он мог приветствовать всех проезжающих из Внуково в Кремль знаменитостей – от первого космонавта планеты, недавно вернувшегося из своего триумфального полета, до людей лично ему незнакомых, но видимо очень любимых в народе. Ведь даже в рабочее время их всегда встречали восторженные толпы с одинаковыми казенными флажками и улыбками.
Во второй комнате жила солдатская вдова Полина Никифоровна или просто баба Поля со своим сыном – сорокалетним горьким пьяницей Витькой. Третья комната сначала пустовала, а потом в нее один за другим въехали два жильца. Именно они оказали заметное влияние на мироощущение подрастающего Отнарика, которое до этого формировалось классическим треугольником – школой, улицей и воскресными проповедями его прямого, как штык, родителя. Для закрепления нравственных постулатов основная роль в этих проповедях отводилась широкому офицерскому ремню, назидательно и круглосуточно висевшему на спинке никелированной кровати.
---------------------------------------------------------
Если Вы зашли на эту страничку с моего персонального сайта,
нажмите кнопку Back в левом верхнем углу, чтобы вернуться.
Если нет, приглашаю зайти на мой сайт www.borisboston.com (нажмите на надписи Boris Boston вверху этой страницы, а затем, попав на мою страничку, на http://www.borisboston.com ).
|
