Гомец был мулатом без особых занятий, коричневым и блестящим, как молодой таракан. Это устраивало всех, в особенности девчонок. Самого же кабальеро угораздило родиться с прибабахом … Глубоко внутри него жила мечта. Вполне безумная.
Восемнадцатилетний Гомец страстно желал быть БЕЛЫМ. Есть белое мясо, пить белые вина, получить непыльную работу, путаться с жасминно-белыми женщинами и вообще делать всякие белые вещи. Он не останавливался ни перед чем, пробуя всё – от пудры до патентованных отбеливателей. Он даже молился – стыдливо, про себя – об откровении … (Мама воспитала героя в ревностном католицизме.) И вот однажды во сне к нему явился святой Иаков с бородой веником.
- Так это ты озадачил Всевышний Консилиум? – раздумчиво сказал апостол. – Гм … Что ж, вот тебе подсказка : ходи и изучай всё белое, а изучишь – тут сам смекай. И не молись так громко. А то, неровен час, услышат …
Сказав это, святой дал ему щелчка и исчез.
Гомец был доволен. Проснувшись, он пошёл куда глядели его чёрные пуговицы – и тщательно вертел головой по сторонам, ища объект для изучения.
- Слышь, черномазый? - информировали вскоре его. – Не стоит разглядывать высшую расу на улице, особенно когда идёт дождь. Брось, иначе вылезет тебе боком.
Гомец не послушался и продолжал пялиться на лаковые туфли.
«Вот тебе!» – сказали туфли, подняли его и с размаху саданули об тумбу. И оставили в грязи, дабы впредь неповадно было.
Гомец всхлипнул и затих на мостовой. Достоинство его страдало. Подошла меланхоличная собачка, подняла ножку ... но он остался лежать, превозмогая тошноту. Во-первых, у него не было сил встать – слишком болели рёбра. А во-вторых … Это было ИСПЫТАНИЕ. Возможно, то самое, нужное для ...
В таком виде философа обнаружила маленькая сердобольная корзинка с апельсинами и гуйявой. Она решительно соскребла с него грязь и забрала с собой, не слушая возражений.
Дома Корзинка отмыла найду в лохани, накормила и, щебеча без умолку, уложила с собой в постель. Так она, наверное, хотела его утешить. Она была цвета корицы и благоухала, она отличалась скромностью и регулярно ходила к исповеди … Гомец растрогался. По-настоящему. Но вспомнил святого, своё желание – и не остался в комнатке с геранью на окне. Если оставаться, так уж навсегда; а иначе что за игра? А его ждала Миссия. Поэтому утром он вышел - якобы за папиросами, сломя голову помчался в сельву и спрятался там от ливня женских слёз.
А в это время Рафалович …
***
Филологу Рафаловичу в это время тоже наставили синяков. А было дело так.
Причина случившегося уходила корнями в глубь общественного сознания. Называлась она просто: «ВСЁ ОНИ!» По этой вечной причине филолога, когда он возвращался к себе на Мясницкую, подстерегли пятеро в чёрных майках с церковнославянскими буквами на груди. Главарь, отчего-то обозначенный буквой «ять», молча достал маркер и вывел на лбу Рафаловича кривую звезду. Затем пятёрка окружила обалдевшего лингвиста и так же молча и сосредоточенно принялась перебрасываться им, как мячом.
Однако вскоре дело стало ребятам в тягость - объект опомнился и пустил в ход ноги, обутые в тяжёлые ботинки. Тогда они перекрестились, крепко взяли жертву за конечности, нацелились на Ближний Восток и …. Р-раз!
***
Как на грех, летун угодил прямо в ливанское посольство в Тель-Авиве. Там на него топнули ногой и сказали, что не жить ему, пока не возместит ущерба, причинённого некогда израильскими бомбардировщиками. И перекинули в Ливан – на расправу.
А в Ливане кончилась нефть как раз. И бить Рафаловича дальше ни у кого не было сил. Посему его опять раскачали и кинули в белый свет – мол, разбирайсь кто хочет …
Рафалович знал, что родился в рубашке. Поэтому он как мог задерживал дыхание, чтобы быть легче - но в конце концов устал и приземлился в столице Португалии. Там он уселся по-турецки на главной площади и стал исследовать полученные травмы.
***
В Лиссабоне – на порнушном местном наречии Лисбоа - в это время шла ярмарка с развлечениями. К страннику подскочил козлобородый тип в пиджаке цвета осени и стал уговаривать попрыгать на батуте, «испытать чувство полёта». Тот замахал на него руками – налетался уже!.. Но тип не отставал. Он назвался левитологом – не от колена Леви, как сперва подумал воспрявший Рафалович, а от слова «левитация». И рассказал, что какие-то эндморфины и дреналины, выделяющиеся при полётах, здорово повышают сопротивляемость.
Ушибы мешали Рафаловичу. Помявшись, он решился.
… Оказалось действительно забавно. Войдя во вкус, наш герой подпрыгнул так высоко, что увидел, как на ладони, всю площадь, весь запруженный народом downtown, красные черепичные крыши … и чёрный столб, с угрожающим рокотом двигавшийся с запада. Деревья на пути столба ложились плашмя.
Смерч - холодея, подумал филолог. Влип.
Он забарахтался, стремясь опуститься на землю – но мощный порыв ветра сгрёб его, как пушинку, и потащил вверх.
Последним, что Рафалович увидел внизу, была физиономия спеца по левитации. На ней застыло непередаваемое словами выражение.
***
Сидя в сельве, Гомец зверски проголодался. Но из оружия при нём были только перочинный нож и зажигалка. Змею поймать, что ли?.. Поджарить … В это время снаружи, за деревьями, возник и стал приближаться глухой гул. Удивлённый Гомец высунулся из джунглей … В лицо ему, выбив из глаз слёзы, ударил тугой порыв ветра, и мулат увидел, что прямо на него движется бешено вертящийся столб водяной пыли. Столб занимал всё пространство от земли до неба.
Гомец завопил и упал животом на землю, пытаясь вжаться в неё, стать крошечным, как муравей …
Колонна наклонилась и втянула беглеца. Аккуратненько, будто пылесосом.
***
Это был не обычный смерч или тайфун, а нечто целеустремлённо-грозное – так, наверное, выглядит гнев Господень. Гомец покорился судьбе и полетел, несомый ураганом.
Лететь было даже интересно. Почти не укачивало. К тому же в тучах попадались самые разные вещи: парковые скульптуры, щётки для волос, животные, автомобили … Просвистела советская зенитка; за ней бесшумно гнался «Стелс», вероятно, желая поквитаться за всё. Проплыл погружённый в молитву патер - Гомец обрадовался и хотел испросить благословения, но священник уже скрылся из виду. Под ногами прошёл сорванный с воды круизный лайнер. По палубе прогуливались американцы и восторгались: какая чудная виртуальная реальность!
Внезапно в Гомеца от души влепился увесистый предмет - одушевлённый, ибо он не переставая ругался на незнакомом языке. Все молекулы мулата заметались и вдруг – вероятно, от страха – образовали водородные связи с молекулами чужака. Но Гомец об этом не знал.
- Ты кто?! – заполошно вскрикнул он.
- А ты? – немедля отреагировал другой.
Гомец возмутился:
- А чего это ты вместо ответа сам спрашиваешь ? Я первый спросил!
- Ну да, да, ДА! – неожиданно зарычал незнакомец. – Теперь держись, антисемитская морда!
Рука Гомеца сама по себе стиснулась в кулак и размахнулась, целя ему же в скулу …
БАЦ !!!
… Истина дошла до обоих одновременно. Под небесами раздался спаренный вопль отчаяния.
В ответ случилось уж вовсе непредвиденное: ветер выпустил их. Попутчики кулём свалились на землю и остановились, пропахав в ней приличную борозду.
***
- Что будем делать? - угрюмо спросил Гомец, вычищая песок из ушей. Вокруг расстилалась нуднейшая пустыня. Даже небо, казалось, зевало от скуки. Под ногами валялись пакеты из-под сока и свежий номер «Асахи Симбун» - вероятно, тоже заброшенный сюда ураганом.
- Не имею понятия, - вздохнул голос внутри него. – Со мной такое впервые. Извини, что долбанул – реакция ... Тебя как зовут-то?
- Педро.
- Пётр, значит. А меня Шимон. Можно Сёма. Так это что – мы теперь «два в одном»? Как шампунь? Лихо …
Тут безобидный ветерок зашуршал «Асахи», и Гомецу вспомнилась обложка журнала, которым Корзинка прикрывала ночник.
- Нам нужен этот, как его … хилер! - выпалил он. – Филиппинский. Они руками даже кишки чинят. Я читал. И не больно. Нас-то уж точно разделят …
- Киллер?! – испугался голос. – Зачем?!
- Да ты ещё и глухой!
- Скажешь тоже – сухой. В этой жарище! - проворчал чужак. Но тут же запнулся и подытожил:
- М-да … Похоже, мы ОБА оглохли. То есть наше тело. Поковыряй ещё чуток в ушах.
Гомец послушался и вытряс ещё немного песка. Стало несомненно лучше.
- Скажи, Сёма, а как ты меня понимаешь? – вдруг изумился Гомец. – Ты говоришь … думаешь по-испански?
- А мне показалось, это ТЫ говоришь по-русски, - протянул собеседник.
Оба ошарашенно смолкли. Наконец молчание нарушил Шимон:
- Ну что ж … Могло быть и хуже. Будем выживать. Первым делом надо найти воду и еду …
Сосед явно был старше и говорил так весомо, что ушлый Гомец признал за ним лидерство. Они двинулись по обочине дороги, которая едва виднелась из-под песка.
***
- Вода! – закричал вскоре мулат, углядев сбоку от дорожного полотна что-то блестящее.
- Слишком хорошо всё получается … - усомнился его партнёр. – Надо бы проверить.
Ослепительно блеснувшее нечто оказалось не лужей воды, а славным маленьким зеркальцем. И кто только оставил его здесь?.. Повинуясь спонтанному импульсу, общие руки подняли его и приблизили к общему лицу …
… Экая несуразица … Морда асимметричная, а-ля блин номер один. Волосы пёстрые: одна прядь светлая и мягкая, другая – тёмная и жёсткая, как проволока … Одежда – не понять что, какие-то цирковые лоскутья, клочки парусины, прореженные джинсом и прослойками льна … Разные руки и ноги … Цвет кожи – очень, очень разбавленный кофе с молоком. И в довершение всего – разные глаза: один чёрный и любопытный, другой – серый и усталый.
В зеркале отражался до невозможности совершенный ГИБРИД. Пятьдесят на пятьдесят - причём всё вперемешку.
… Очень долго общий рот, мучительно скривившись, не мог издать ни звука. А когда издал, то звук подозрительно напоминал рыдание.
Но вскоре партнёры овладели собой, ибо другого выхода у них не было. И продолжали путь.
***
На четвёртом часу похода им встретился старенький абориген с тремя могучими сыновьями. Семейство поставило у дороги ларёк и торговало финиками и газировкой. В общем животе немедленно забурчало, а во рту пересохло. Гомец почувствовал, как подобрался партнёр.
- Закрой глаза, католик, - хмуро посоветовал он. – Я пошёл добывать пищу.
И Гомец неожиданно для себя выключился. Как лампочка. То ли утомили приключения, то ли Шимон постарался.
***
… Проснулся он от настойчивых соседских сигналов. И сразу же ноздри защекотал аромат сморщенных ягод, а руки ощутили тяжесть бутылки с водой … Общий желудок взвыл от предвкушения. Но Гомец насупился.
- Послушай, - строго сказал он. – У нас ведь не было никаких денег. Откуда это всё?
- Здесь анекдоты на вес золота, - отшутился Шимон.
Гомец скептически хмыкнул.
- Дипломатия, - пожал сосед общими плечами.
Но мулат чуял подвох и не сдавался. Препирательства грозили испортить аппетит обоим, и Шимон капитулировал.
- Выменял на пуговицы от нашей рубашки, - неохотно произнёс он. – Им жуть как понравились - все разобрали … На амулеты, наверное. Я для виду поломался, а потом отдал.
- Ты же белый! – ужаснулся Гомец. – Белый, а туда же …
(Он и сам дома впаривал малышне относительно того, что обкатанные морем зелёные стекляшки - это драгоценности, получая взамен окурки от сигар. Но чтобы так сделал европеец !.. Представления Гомеца рушились.)
- Жрать хочешь? – вместо ответа поинтересовался сосед. – Я очень хочу.
Это опять была шутка.
***
- Интересно, где мы? – задал вопрос Гомец в то время, как общее тело, урча, поглощало финики.
- Я думаю, это Тунис, - отозвался Шимон. – Или Марокко. Господа торговцы худо-бедно говорили по-французски …
- Ты знаешь много языков? – с уважением полюбопытствовал мулат.
- Это моя работа, - объяснил сосед. – Она меня кормит.
- Я только один знаю, - вздохнул Гомец. – И работы нет.
- А ты поищи хорошенько … Ладно, пора двигать. Попробуем найти какое-никакое селение.
***
Их появление в деревне в конце дня произвело фурор. Туземцы отшатывались и уступали дорогу одетому в отрепья разноглазому калеке, а потом старательно заплёвывали его следы.
Гомец настаивал на идее посетить местного колдуна.
- Вдруг он знает экстракцизм, – робко обосновал он. – Поможет …
- Эк… Как ты сказал?
Не успел мулат повторить, как понял, что сосед заходится от хохота.
- Ой-й, Петька … Уморил … - всё ещё всхлипывая, простонал наконец Шимон. – Насмотрелся ужастиков … Экстракция – это когда зуб рвут. И кого же мы из кого удалять будем? Меня из тебя? Или наоборот?
Гомец обиделся и смолк. Но партнёр не дал ему подуться всласть:
- Извини. Знаешь, ты, пожалуй, прав. В нашем положении … Идём.
***
Примерно через час поиски увенчались успехом. Правда, им сообщили, что здесь колдунов нет, но есть великий целитель и пророк, который за умеренную плату … Гомец пригорюнился.
- Ничего, - шепнул ему Шимон. – У нас остались ещё пуговицы на штанах …
Трудно было понять, шутит он или говорит всерьёз.
***
Прорицатель – темнокожий старикан с бородой, сплошь состоявшей из косичек – очертил гостя взглядом сверху донизу, будто снимая мерку.
- Что? – буркнул он по-французски.
«Я скажу?»- сигнализировал сосед. Гомец мысленно кивнул.
- Наш … у-гм, моя проблема довольно необычна … - бойко начал посетитель с неплохим прононсом.
Движением руки духовидец оборвал монолог:
- Вижю. Помочь нет. Слюшай.
Партнёры затаили дыхание.
- Божий ветер дело сделал, божий ветер и исправит, - почти пропел пророк, делая пассы. Акцент его куда-то делся. – Кто мечтает, не имея – стимулирует прогресс … Кто ж имеет, да не ценит – это лох непроходимый … А теперь катитесь оба, у меня сейчас обед.
- Вы сказали «оба»? – Шимон мастерски управлял общим лицом.
- Сказай, што сказай, - зашипел старик (вероятно, он вновь обрёл собственную личность.) - Выметаль! Au revoir !
Платить не понадобилось. Пуговицы остались при них.
***
Потом начались мытарства. На работу их брали редко, а просить милостыню оба соседа считали ниже своей чести. Двойная природа часто ставила партнёров в смехотворное положение. Во дворе у торговца скотом, с которым они сговорились о месте уборщика, жил приблудный пёс, а в доме – абиссинская кошка. В первый же вечер оба животных бросились ласкаться к калеке и злобно переглядывались, оттирая друг друга боками. Хозяин хохотал до слёз. В процессе разборки между соседями выяснилось, что Гомец любит собак, а кошек – Рафалович. У них были абсолютно разные вкусы во всём, начиная от одежды и заканчивая женщинами … Последней каплей стала симпатичная горбунья в каком-то из приморских городов (в конце концов они выбрались на побережье). Она прониклась чувствами к светлокожему уроду и предложила ему свою любовь. Трудно сказать, кто из соседей был смущён больше.
В процессе бродяжничества оба утратили счёт времени. Прошло не больше двух недель, но партнёрам казалось, что они знакомы уже века …
Однажды они отдыхали на берегу залива и неспешно переговаривались. Внезапно за горизонтом возник знакомый гул.
- Слышишь?! – стряхнул дремоту Гомец. - Помнишь, что дед сказал? Ветер всё исправит … Это значит, что …
- … Что мы опять станем, как раньше и где раньше. – Голос Шимона звучал на удивление ровно. – Так что давай спрашивай, пока есть время. От твоих вопросов аж пятки зудят.
Догадка мулата обрела форму и начала переходить в подозрение.
- Сёма … У тебя недавно было … заветное желание? Самое-самое.
- А ведь было один раз, - вспомнил Шимон после минуты раздумья.– Сменить морду, чтобы всякие уроды не приставали. Глупо …
Озарение заставило Гомеца прикусить общий язык.
- Эй, ты чего? – недовольно отозвался другой. – Больно!
- Так это … - От своего открытия Гомец даже икнул. - Это же Ветер Умудрения! Я в детстве слышал, но не верил! Он исполняет … дурацкие мечты – чтоб больше не хотелось … Раз в сто лет … Я вот молился, мечтал белым стать.
-
- Лопух, - ласково сказал сосед. – Дурень жеребячий.
- Ага, - согласился мулат, почти не слушая. В нём стремительно нарастала тревога.
- И я хорош, - задумчиво продолжал Шимон. - Если всё так, как ты говоришь, то …
К этому моменту подозрение Гомеца обратилось в уверенность. И он едва успел проорать свою мысль:
- Сёма !! ВРЕМЯ КОНЧАЕТСЯ !!!
… когда, удовлетворённо ухнув, их накрыл ветер.
***
Было гораздо больнее, чем вначале. Подняло, швырнуло, тряхнуло так, что кости вылетели из суставов, ткани разъехались, как пласты земной коры, а кровяные клетки, дрожа, сбились в кучу в ожидании конца …
И непостижимые, неизвестно как наложенные связи не выдержали. Комбинированное существо распалось надвое.
***
… Они уже отдышались и теперь парили друг против друга, глядя друг другу в лицо. Было до одури непривычно.
Рафалович увидел перед собой курчавого и тёмного, как башмак, юнца в парусиновых штанах и с продырявленными ушами – для серег. Парень перевернулся через голову и помахал рукой.
Гомец увидел худого европейца лет тридцати в измятых джинсах. Глаза у человека были серые, цвета окрестных туч, с печальными морщинками. Европеец рассматривал Гомеца, вися спокойно, как привидение.
Затем бывший сосед улыбнулся и показал на север. Гомец в ответ тоже сверкнул зубами и показал на запад. Оба ошиблись, ибо в тучах невозможно было разобраться, где что. Однако это было неважно. Они протянули друг другу руки – поздороваться наконец …
Но тут между сосуществователями ворвался поток воздуха и необратимо растащил их. Каждого в свою сторону.
Домой.
***
Гомеца выбросило на окраине родного города. Он пригладил непокорные кудри, отряхнул штаны и побежал искать переулок, где находился дом Корзинки.
… Она открыла дверь и замерла, не веря. Потом всхлипнула и ударила его по обеим щекам – сильно, с оттяжкой … Затем закрыла лицо руками и разрыдалась. И тогда Гомец - бродяга, мошенник и безотцовщина - впервые в жизни попросил прощения.
***
Падая, Рафалович основательно приложился коленями и локтями. Но удивительное дело – ему совсем не было больно. И когда из темноты хрипло спросили огоньку, он улыбнулся и расправил плечи.
- Не тот, - с лёгкой досадой пробормотала темнота. Что-то зашуршало, и филолог вновь остался один.
… Через полчаса он уже спал в своей постели. Спокойно и без сновидений.
***
А высоко над облаками - там, где никогда не заходит солнце - Ветер Умудрения, закончив свои дела, тоже улёгся на покой. И в мире воцарилась тишина.
На грядущие сто лет…
|