Как хотите, а собака – это нечто большее, чем просто животное. Можно сколько угодно рассуждать об инстинктах и рефлексах и вспоминать по поводу и без повода физиологов Павлова и Сеченова – всё равно многое, с чем сталкивается каждый мало-мальски внимательный хозяин собаки, останется за пределами понимания, если рассматривать собаку только как прирученного зверя.
Возьмём, например, собачью морду... Вот написал фразу и сам понял, как грубо прозвучала она. Прочитает это какой-нибудь заядлый собачник и содрогнется, возмутится: морда?! да какая уж там морда?! нет, лицо! лицо!
У моей Марты есть единоутробный братец, шустрый такой спаниель по кличке Лорд. Хотите верьте, хотите нет: у него мужицкая морд... простите, я хотел сказать «физиономия». Ну, если не мужицкая, то мальчишеская, это уж точно. А вот у Марты – женская, без всякого сомнения. Самая что ни на есть сучья рожица. И никак я не сумею это объяснить. Сначала думал: самовнушение, самообман. Мне ведь известно, где тут мальчик, а где девочка. Но нет! Показал я эксперимента ради обеих собак постороннему человеку и спросил его: кто из них, по его мнению, кобель? Подсказку я заблаговременно прикрыл, конечно. Думал, ошибётся. А он прямо на Лордика пальцем – вот, дескать. Нет, есть, есть что-то бабье в рожице моей Марты.
Теперь поговорим о проявлении собачьих эмоций.
Бывает, обругаешь собаку – скажем, за лужицу на полу или ещё за что-нибудь, – смотришь: покорная стала, скромная, печальная! Лопухи свои (уши то есть) к щёчкам прижала, в глазах – раскаяние, тоска вселенская, брови у переносицы вверх поднялись, углы пасти (рта!) скорбно опустились вниз... Пьеро, не иначе! Мордуленцию на лапы положила и лежит себе смирненько, спрятавшись глубоко под стол, только глазами на хозяина косит, ждёт, когда он сменит гнев на милость.
Совсем другая физиомордия, когда заиграется, увлечётся. Подразнишь собаку растопыренной пятернёй – «Чужой, Марта, чужой!», глядишь – заводится животина, нервничает, всерьёз тебя воспринимает: на коже у ноздрей вроде как волны пошли, скалится, глазёнки ярче загорелись, причём всего этого в меру, чуть-чуть, но – каков эффект, каково искусство перевоплощения! Сам начинаешь бояться, а ведь с ладони её кормишь.
Или, например, когда жарко. Разомлеет псина, уляжется на спину – совсем как человек, только ещё неприличнее: задние лапы раскинет, брюхо свое голое на всеобщее обозрение выставит, передние лапы на груди сложит, голову запрокинет, шею выгнет. На морде – оскал мученицы, глаза под лоб закатились, и язык чуть свесился... Во всём этом такая истома, такая-растакая разнеможенность – жарко!!
А как трудно собаке сдерживаться, когда на её глазах накладывают в миску еду: мясцо, салатик, бутерброд с маслом, бульон с мозговой косточкой... Какая неподдельная заинтересованность, какое напряжённое внимание написано на этой ушастой рожице! Ах, как хочется собаке кушать!.. Ах, как есть хочется! Ну, что же ты медлишь, хозяин? Невозможно как кушать хочется! Есть хочется, хозя... И-эх! Собачьи нервы не железные. Марта делает нелепый прыжок, совершает в воздухе полный оборот и умудряется при этом ещё выписать какое-то замысловатое па ножкой, приземляется на свой шерстяной задок, потом снова отрывает эту часть туловища от пола и, виляя обрубком хвоста, скандально лает, уже не заботясь о приличии: жрать подавай!!!
«Марточка умница, милая собачка, Марточка – славная девочка...» О, как волнуется куцый смешной хвостик! Повилять бы им всласть, да обрубили, сволочи, ещё и родиться толком не успела... Так, должно быть, думает собака и сосредоточенно прислушивается к словам хозяина. В её глазах – чувство глубокого удовлетворения и безмолвная клятва в верности. Она, кажется, и сама бы сказала что-нибудь нежное хозяину (к примеру, «Витенька ты мой, голубчик!»), да куда там, не наградил господь такими талантами...
Известно, что удивление у собак выражается наклоном головы в сторону и вопросительным немигающим взглядом. Это всегда умиляет тех, кто имеет удовольствие наблюдать за псиной. Многие понимают, конечно, что всё это туфта, не может собака так явно удивляться. Не человек же это, в самом-то деле! Возможно, пёс просто подставляет одно ухо поближе к заинтересовавшему его звуку, вот и всё объяснение. А умиляются все! И невольно очеловечивают собаку.
А как же иначе? Ведь всё равно не веришь, что здесь одни рефлексы и больше ничего.
Спрячешься в лесу за дерево, стоишь дурак дураком, собака волнуется, суетится, ищет – по запаху ей пока трудно, молода ещё, – а потом выходишь из своего укрытия: «Марточка!» И бежит она к тебе, в восторге повизгивая, торопится, уши развеваются, как флажки, за головой не поспевают, а движения у собаки ещё неловкие, неуверенные, попку куда-то в сторону заносит... И столько в этой мордахе радости и весёлого изумления, что – к лешему умные разговоры об инстинктах, рефлекторной дуге и академике Павлове. К лешему! Жизнь и без того прекрасна.
|
