В пять утра вернулся папа
обещаньям вопреки.
В чем-то белом плащ и шляпа,
в чем-то рыжем - башмаки.
Источая запах виски
и крича «Душа горит!»,
он ругался по-английски
с переходом на иврит.
Он кричал: в народ хожденье
запретить нельзя ему,
потому что день рожденья,
потому что потому…
он свободен, словно птица,
добр, как Гена-крокодил...
В люк пытался провалиться,
лбом ограду повредил.
А потом про «мани, мани».
песню пел, читал стихи,
а сбежавшейся охране
оптом отпустил грехи;
обслюнявил в обе щеки
бледного секретаря…
изучая сопромат, собираю компромат: и на маму, и на папу, и на тех, берет кто в лапу, кто на лапу лишь дает, в Ватикане кто живет, кто смиренно и с надеждой носит белые одежды, кто латынью говорит с переходом на иврит, иногда и русским матом кроет землю сопроматом...
...И мацу ел неспроста, В день рождения Христа... А потом дерябнув водки, Закусил её селедкой. И на этом славном марше, (Ему осталось, честно говоря) Всю ночь слюнявить секретаршу ... В изгнание услав секретаря. :)))