.
Засыпаю в вечер зáгодя.
Беспокойный сон не врёт...
Корабли в далёкой гавани
так и ходют взад-вперёд.
Не стои́тся им, не мóжется,
запотемши от потýг...
Там матросик с важной рожицей
дымоходит свой мундштук.
И только чайки, чайки, чайки...
(хоть в эту банду вхож не всяк),
но их совсем уже не стайки,
а перепуганный косяк.
И отрабатывают сбросы
с крикливым, резким тенорком.
И как-то метят всё в матроса
с неповторимым мундштуком.
Волны шепчутся тихонечко.
Выбирают с лодки сеть.
Как не стыдно рыжей Сонечке
на матросика глазеть.
Зазывает томной встречею
(знаем вас портовых сук!)
Просто чую всею печенью:
западает на мундштук.
И только чайки, дуры-чайки...
поклёвки, море и весна.
Из всей разбойной, гнусной шайки -
мне ненавистна лишь одна.
И разбитнá и хамовáта,
и не последняя...* в порту.
И подстрелить далековато,
и упустить невмоготу.
Шáтки ухари мамáйские,
с томным южным говорком...
Это ж я тебя на майские
одарила мундштуком.
Доворкýетеся голуби...
(кой купец - такой товар).
Утопила б нáфиг в проруби -
попади ты... в Сыктывкар!
И только чайки-попрошайки...
И только брызги на висках.
Ей не хватает мокрой майки
на выпирающих сосках.
И дýшат жажда и икота,
и будто жадно море пью...