МЕЧТА (Нахимоза)- ХОХМОДРОМ

             Служил у нас на эскадренном миноносце командиром группы управления артиллерийским огнем лейтенант с очаровательной фамилией – Миленький, и с не менее очаровательным именем – Сергей.
          И была у Сереги мечта. Этакая, понимаете ли, голубо-розовая, в оборочках и с крылышками. Серега хотел уйти - не то, чтобы с корабля, он хотел вообще уйти с флота:
             - Я человек сугубо штатский, родители меня таким родили. Они заложили в мои гены психологию и психику человека земли, а не моря. Служба на флоте для меня такой же нонсенс, как для гренландского эскимоса балет.
               Но эта мечта, представляете, оказалось, носит тельняшку, и, к тому же, обладает натурой сволочной и очень неблагодарной. Во всяком случае, по отношению к Сереге, эта мечта поступила по-свински, загнав его.…
          А может она и сбылась… мечта то?
          Впрочем, судите сами, что она, эта голубо-розовая мечта, учудила с командиром группы лейтенантом Серегой Миленьким.
            И так:
             - Принять целеуказания, - звучит по боевой трансляции корабля команда.
               Эскадренный миноносец вышел в море для выполнения призовой стрельбы.
               Призовая стрельба…. Ее ждут. К ней готовятся. Ее героев либо награждают, либо о них надолго забывают кадровики и «высокое» начальство.
                - ГКП! Это пост управления артогнем. Принять целеуказания не можем. Отсутствует командир группы управления лейтенант Миленький.
                Командир бригады, находящийся на борту, уставясь на командира, как отвертка на шуруп, разбрызгивая слюну, словно он находится в качестве корабля на мерной миле:
                - Вы что, охренели? В чем дело? Тут такие дела! А у вас? Какие у вас дела? Что у вас творится? Развели тут у себя под носом профсоюз… Он у них там что хотит, то и делает! Марш за этим …
                Я думаю, что дальше этот монолог продолжать не стоит, дабы не задерживать свое внимание и не прислушиваться к руладам, которые выдавал комбриг. Могу лишь добавить, что он матерился и орал до тех пор, пока голова командира корабля не появилась в дверях ходового мостика после посещения Серегиной каюты.
               Рот командира открывался и закрывался, как у рыбы, попавшей на берег. Он что-то пытался сказать, но изо рта кроме хрипов и слюны ничего не выходило.
                - Дайте ему по сопатке, - изрек комбриг, - пусть очухается!
                - Ну, ш-ш-што? Докладывайте! Где этот бомбардир ср-р-раный!
                - Он, это – того, - командир крутит указательным пальцем у виска.
                - Что того? Что того? Говори яснее, - распаляется комбриг.
                - Ну, захожу к Миленькому в каюту, хочу наорать на него, а, если спит, то пинками разбудить, и вижу – сидит он на койке, в одних плавках, в позе индийского йога и материт висящий на спинке стула китель: «Ты почему еще на спинке, а не у меня на плечах? Посмотри, уже дали команду «Принять целеуказания!», а ты все еще на спинке стула отдыхаешь», - и здоровается со мной, мол «Здравия желаю, товарищ командир!». А мату в каюте немерено…. В общем, того он, товарищ комбриг…»
                  И опять крутит пальцем у виска.
                  Далее следует примерно вот такой диалог, естественно, «командный» язык я опускаю:
                  - Что того?
                  - Того, это…
                  Жестами пытается показывать, как «того это»…
                  Комбриг, присматриваясь к жестикуляции командира:
                  - Что того это?… Говори по разделениям. Ну? Делай – Раз!
                  - Он…
                  - Делай – Два!                                                                                                                                                                                                                  - Свихнулся…
                  - Так, делай – Три!
                  - Совсем! - кричит командир, - Долбанулся, значит!
                  Комбриг рысью рванул с мостика в каюту к Сереге.
       - Вот уже и комбриг прибыл самолично за мной, здравия желаю, товарищ комбриг, а ты все на спинке стула отдыхаешь. Что обо мне сослуживцы и начальники подумают, сукно ты прошитое!
                   Серега сидел все в той же позе; на лице было строгое учительское выражение.
                  Комбриг присел на комингс (порожек) каюты и шепотом:
                  - Ты это ш-ш-то здесь устраиваешь, сынок? Я стремился к тебе так, что подошвы моих ботинок болят. Я же тебя в цепном ящике! Пожизненно!… По Сталинской статье 58!…
                  Серега повторяет один в один, и тоже шепотом, слова комбрига своему кителю.
                   Одни потом рассказывали, что выражение лица комбрига напоминало морду быка, идущего на матадора, другие говорили, что оно напоминало морду кота, которого прихватил понос в момент бегства от хозяйки, у которой этот кот сожрал сметану. Я сам лица комбрига не видел, но… люди говорят.
                   Корабль отстрелялся хорошо, получив Приз Главкома. Управлял огнем лично комбриг.
После общения с Серегой его уже ничто не могло выбить из седла, а поэтому снаряды ложились кучно и разрывали мишени на мелкие кусочки. Видимо, на экранах приборов он видел лицо лейтенанта Сереги Миленького.
                     По возвращении в базу Серега был отправлен в девятку (девятое отделение госпиталя, где лечат психов), откуда он вышел свободный и радостный, сказав при этом:
                     - Все! Сбылась мечта идиота! Говно причалило к берегу, бросило мертвый якорь, закрыло море на замок, и будет использовать его только в купальный сезон.
                     Свое призвание Сережка нашел в работе официанта в ресторане «Золотой Рог», где он нас частенько встречал по стойке смирно и докладывал содержимое меню.