Не очень-то внимателен к летам, Но пунктулен и предельно точен. Крушения терпевший капитан, На шлюпке в парусах из многоточий. Я уплыву не вспомнив о былом. Устал ногами шаркать по хоромам, Я буду разговаривать с веслом, И анкерком залитым крепким ромом. Мой скромен быт и в этом есть резон, На шлюпке гюйс семейными трусами, Я буду плыть и вспыхнет горизонт, На бельевой веревке парусами. Там новый берег, новая свеча, И камбуз манит свежей чашкой чая. А под ногами заскрипит причал, Пойду под мышкой анкерком качая. И пусть текут минуты и часы, А за окном прохожий с черным зонтом, На шлюпке гюйс-семейные трусы, И мой кораблик носом к горизонту. Качают ночи шлюпку на весах, А на кровати стоны, груди, лоно, Приходит миг, когда я на трусах, Планирую к соседнему балкону. Я со своей удачею в ладу, И не клюю с ладони хлебных крошек Мой час придет, я к ветру приведу, Свой алый парус в меленький горошек
Я снова к Вам с небритой рожей. Шуршу тетрадками в прихожей, Забыв разуться впопыхах. А Вы, назад отбросив косы, Очки надев на кончик носа, Ошибки правите в стихах.
Корректор, видимо, со стажем – Фломастер алой кровью мажет, Терзая стих мой, целый час: Вот здесь словам немного тесно, А эта строчка неуместна, И запятая после " Вас".
Вняв честной критики урокам, Отметив главное по строкам, Крадусь на выход, словно тать. А от окна летит сорока – Свидетель моего порока, Чтоб обо всём расстрекотать.
Как пионеры на линейке, Пенсионерки на скамейке Распотрошили мой визит: Что я такой уже не первый, Что у неё больные нервы, И это срывами грозит...
Об одинокой женской доле, (Но у неё не спросишь соли), Про скромный быт и неуют, Что я приехал на маршрутке... Она, конечно, проститутка! И денег куры не клюют.
Прохладный вечер воздух студит. Судачат бабушки о людях, Словесной плесенью дыша. А у меня внутри– до боли: «Я к Вам пишу, чего же боле?»... Проснись, незрячая душа!
Комком сорочки падают если мешают и скоманы. Чаще всего мужчиной ( если он сверху). Женщина сорочки бросит демостративно, пафосто и почти трагически ( если сверху она).