« Как сквозь след на снегу проступает вода,
Прорастает во мне Золотая Орда.
Отдают желтизной голубые глаза,
В них вот-вот полыхнёт кочевая гроза.
И как личный ясак в вековечную дань,
Я всё чаще смакую татарскую брань.
Вот и стих мой, похоже, не вязью прошит,
А накатистым топотом конских копыт.
Подо мной аргамак, а не ножки стола
И в руке не перо - боевая стрела.
Но, наткнувшись на злое её остриё,
Кровоточит славянское сердце моё».
(Василий Бабанский)
Подо мной аргамак, да колчан на ремне -
Золотая Орда пробудилась во мне.
Вязью писаный стих для меня, как родной,
Свиток виршей моих отдаёт «желтизной».
Седоков по перу мой сразил эпатаж:
- «Ну, откуда у парня монгольская блажь?
Он всё чаще смакует татарскую брань,
Не слыхала такого блатная Казань!»
Я ответил друзьям, как на Страшном Суде:
- «По контракту служу басурманской Орде.
Чтоб пушнину сберечь в Чернозёмных лесах,
Я три шкуры спустил сам с себя на ясак.
Знать, судьба - умереть в поле брани от ран...»
Вдруг очнулся... живой... А кругом - ресторан,
Лик - в салате, за столиком - водка, друзья,
А на стуле - славянская попа моя!
Я три шкуры спустил сам с себя на ясак. Не слыхала такого блатная Казань! А. Мизиряев
Хоть в словесных боях я не знал мастерства, но сказал!. Слов таких не слыхала Москва. Псков закашлялся как то растерянно вдруг, и затих, протирая очки Петербург, а далёкий Иркутск мне смеясь прокричал: - Князь, ты понял ли сам, что сейчас тут сказал?