Иван Васильич — строгий зав,
Улыбку не сорвете;
Прямолинеен, не лукав,
Лесть зря ему споете.
Он обещаний не дарил,
"Рубил" легко и смело,
И далеко уже прослыл
За человека дела.
Пустых угроз он не метал,
Но требовал и взыскивал,
Короче говоря, металл —
Иван Васильич Шишкин наш.
Но вот прошло шесть полных лет
Уверенно, с успехом.
И он решился на банкет,
Что проводился цехом.
О, чудо! Он и пил, и ел
Ну, так же, как мы смертные,
И через меру захмелел,
Отнюдь не от десертного.
А что потом — никто б из нас
Не сочинил и сдуру б -
Устроил огнехлесткий пляс
С техничкой тетей Шурой.
Потом кого-то целовал
И плакал пред завскладом,
Потом лезгинку танцевал
С ножом в зубах, как надо,
Потом в туфлях полез на стол:
Стриптиз хотел явити,
Но попросил нас женский пол:
«Пожалуйста, уймите...»
Потом он бил себя рукой,
Есенина цитируя.
Вот оказался шеф какой,
Душой не лимитирован.
Иван Василич, нас прости
(И мы его простили уже),
Ты не держи себя в горсти
И завтра будь таким же.
* * *
Кто я такой? – и сам не знаю.
Совсем не знаю я себя.
В слух тёще говорю: «Родная!»
А про себя: «Да чтоб тебя…»
Наверно я такой породы,
Во мне сидит особый дух:
Учу детей: «Я, в ваши годы!..»
А про себя: «Дал жару! Ух!»…
Порою на работе – матом,
Так, аж слова под мышкой жмут.
«Давай!..» - кричу своим ребятам,
А про себя: «Мартышкин труд».
С завидным так же постоянством
Я заявляю всем горя:
«Не допущу на смене пьянства!..»
Но пью со всеми втихаря.
А совесть всё-таки задета,
Раздвоенность противна ей…
Вот напечатайте всё это,
Но без фамилии моей.