Лежу на смертном я одре
С последней мыслью в голове;
Осталось жить минуту-две.
Уже призвали палача,
Судью, священника, врача,
И я собрался помирать,
И, к месту, вспомнил бога, мать.
А Петр пропил ключи от врат
И в рай ”не велено пущать”.
Конечно, это тяжкий рок,
Но проживу еще денек,
Пока отмычки пилит бог.
А в раю нектар прямо в рот течет,
И в подъездах, ах - не бьют лампочек.
И такси прокатить сами просятся -
Что ж душа-то никак не возносится?!
Ну, ни в чем, кажись, и не грешен я.
Прибери Господь, хоть потешуся:
Ангелиц, божьих тварей, потискаю...
Эй, откуда там летят искорки?
Костры черти, считай, третьи сутки жгут.
Не меня ли то с ”вознесеньем” ждут?
Всё ж, может, в рай не попаду.
А что хорошего в аду?
В какую-н-ть ткнут сковороду...
Нет, в ад к чертям, вообще толпа,
И очередь квартала два,
И все места по блату расхватали;
Я в коридор просился - лишь бы взяли!
Ведь если рвутся, не попасть,
Тогда, видать, грешат там всласть.
А вдруг язык через плечо,
Там горячо и ветер в поддувале?
Черны мысли прочь - дело сделано!
Покидает душа тело белое.
Тело белое, душа чистая,
”Возносись быстрей!” -Молюсь истово.
Вы увольте уж меня- Коптить на свете без огня?! Я лучше разобьюсь в лепёшку, В дым, Умру за 40, молодым, Но напишу всё, чем дышу. Эх, растяни меха гармошка; Поддайте кислороду - Па-прашу!