В себе несвойственной манере,
Приличных строчек навалю,
Кривятся сразу все: - Не верим!
Давай про “цигель, ай-лю-лю”!
Ведь я, когда-то было, шпарил
И палец долго не сося,
Строку и в хвост, и в гриву харил,
У дам прощенья не спрося.
Душа гуляла по буфету -
Такие я салазки гнул,
К чертям послав приличность эту,
Уж расстегнул, так расстегнул.
И слёз порой не вытирая,
Друзья держась за животы,
От смеха чуть ли не икая,
К ушам растягивали рты.
Ну что тут скажешь? Было время,
Такие рифмы лезли в темя:
Таких уж нет – увы!
Плохая им досталась доля,
Была б моя на то бы воля,
Я их до пенсии дудолил
И всё казались бы новы.
Филологическая перхоть,
Увы, сегодня правит бал,
Не в моде нынче Музу терхать
И критик, сволочь, задолбал.
Хотят приращиванья смыслов,
Им подавай гнилой верлибр..
А мне загнуть бы коромысло,
Чтоб доставало аж до фибр,
А мне б разнузданною рифмой,
Как шашкой яростно махать:
“Смешались в кучу девы, штифт мой
И даже, где-то, чья-то мать..”.
Но нет - нельзя, блюду приличья,
Строкою тусклой жму слезу,
Страдаю очень от двуличья,
Когда про небо, там, ...звезду...
И нет возможности срифмячить
В стихе, как требует душа.
Вот Пушкин мог бы захреначить,
А нам не светитит ни шиша.
Пришёл к печальному итогу,
Что грусть веселия нужней
И пишут все – чёрт сломит ногу,
Почти как Бродский, но скучней.