В пять утра вернулся папа
обещаньям вопреки.
В чем-то белом плащ и шляпа,
в чем-то рыжем - башмаки.
Источая запах виски
и крича «Душа горит!»,
он ругался по-английски
с переходом на иврит.
Он кричал: в народ хожденье
запретить нельзя ему,
потому что день рожденья,
потому что потому…
он свободен, словно птица,
добр, как Гена-крокодил...
В люк пытался провалиться,
лбом ограду повредил.
А потом про «мани, мани».
песню пел, читал стихи,
а сбежавшейся охране
оптом отпустил грехи;
обслюнявил в обе щеки
бледного секретаря…
папа может... папа может... очень многое по дому…
если сильно виноватый, чтоб задобрить как-то мать…
мокрое белье развесить по веревке на балконе, Читать дальше >>
С гордостью имею честь заметить,
Что в Столице, лучшим из отцов,
Нет, в России, даже в целом свете,
Признан был Володька Огурцов!:
Каждый раз, забрав своих из сада,
Слышу я чужих детишек вой -
"Нам другого папочку не надо!
Папочка, возьми нас всех с собой!"
Я к мольбам детей давно привычный,
Дети ведь, их жалко аж до слёз!
И чтоб всех возить, автобус личный,
Мне купить на кровные пришлось!
Едем, все за шею обнимают,
Каждый сесть поближе норовит...
Ой, простите, слёзы подступают,
Эх, вот-вот начну рыдать навзрыд!
Ну, а дома всех сажу покакать,
Я же лучший папа, я таков!
Ведь для этой цели, так, на всякий
Дома триста штук держу горшков!
А когда всех к мамам отправляю,
Деток жалко - прячутся, ревут.
Грустно!
Про своих лишь забываю -
Сколько их, их пол, и как зовут.
Пусть таинство, да – новой жизни рожденье,
И все же, премудрость свою обнаружив,
Права была женщина в твердом решенье
Рожать непременно в присутствии мужа.
И вот ангелочек на свет появился...
От радости бурной готовый заплакать,
Сличая с собой в жизнерадостных мыслях,
Похож, - рассудил новоявленный папа.
Свершилась мечта, все прошло превосходно –
Надежным гарантом семейного счастья
Присутствовал этот мужчина при родах…
Пустяк, что отсутствовал он при зачатье
23.10.13 в Киеве на 80-м году из жизни ушел мой папа. Больше и светлее всего я его помню по детству, прошедшему в городе Белая Церковь на Киевщине. Ниже - то, что мне захотелось и удалось выразить словами по этому печальному поводу:
Папе напоследок
------
Папа, ты улетаешь, меня оставив.
Вышел в осенний вечер, не взяв пальто.
Вещи переживают своих хозяев.
Память переживает и то, и то.
Видишь, листом осыпанная аллея –
Это, хоть и последний, но светлый путь.
Видишь, не дотянули до юбилея -
Вместе потом отметим, когда-нибудь.
С неба слетели ангелы, невесомы.
Горло набухло, будто от оэрви.
Чую: твои веселые хромосомы
Что-то лопочут нежно в моей крови.
Кстати, а наша Церковь осталась Белой.
Белой, как обыватели ни грешат.
То, что ни ты, ни я не успели сделать,
Внуки и наши правнуки дорешат.
Верю, они послужат своей Отчизне.
Знаю, не убоятся и в пир, и в бой.
Может, и на вопросы о смысле жизни
Нашей они ответят за нас с тобой.
В доме тебя по-прежнему ищет котик,
С чашки, тобой оставленной, воду пьет.
Ангел, а может беленький самолетик
В небе над Белой Церковью кольца вьет…
Папа у Васи силен в математике,
Вася забыл как восьмерку писать
Папа -профессор по этой тематике,
Стал первокласснику он объяснять:
- Это так просто как школьная парта,
Разве так трудно запомнить всем вам.
Надо вращать по абсциссе Декарта
Знак бесконечность на пи пополам
----
Зачет по матанализу сдавать?
Ну я ничуть за это не волнуюсь,
Анализ мата знаю я на пять,
Уж сколько лет на этом практикуюсь
----
Стучит по рельсам поезд отчего?
Ведь колесо имеет круглый вид,
Пи эр квадрат – вот формула его,
Видать квадрат вот этот и стучит
----
Спросил блондинку как-то я одну,
Найти здесь площадь Ленина мы можем?
Дебил ! Да просто Ленина длинну
На ширину вождя мы перемножим!
------
Я математике не верю,хоть убей,
Когда гляжу на Думу заседающую.
Мне ясно –сумма множества нулей –
Величина довольно угрожающая!
Под диван спрятать? Классная фишка!
Ай, нельзя, мама там убирает...
Под ковёр, может быть? Толстый слишком -
Ах, как сильно бугор выпирает!
Ну, ещё думай, мозг,.. есть минутка,
А потом все вернутся с работы...
Шесть часов! Двойки, неуд...аж жутко...
Ёлки-палки, рюкзак для охоты!
Лучше места и нет, быстро, ну же...
Для охоты сейчас не сезон,
Надо только засунуть поглубже...
Есть, готово... и в шкаф, на балкон!
Вот и предки! И, вдруг, маме - батя:
- "Ну, походный рюкзак наш на месте?
И чего в выходной киснуть, Катя...
Как махнём на рыбалку все вместе!"
- Да я ведь тебе рассказывал уже много раз , дочка! – отвечает мне папа и переворачивает страницу «Известий».
-Все равно расскажи! – требую я, взбираясь отцу на колени, - я хочу еще!
Мы с отцом гуляем во дворе. Вернее, это я гуляю – играю сама с собой в «вышибалу», в салочки, в «классики». А папа сидит на лавочке рядом с песочницей и читает газету. Мне уже почти пять лет, папе – только двадцать девять.
В моих руках разноцветный букетик из клевера, ромашек, мелких диких гвоздик и еще каких-то дворовых растений. Я намереваюсь украсить ими прическу папочки. Хорошо, что он пока об этом не догадывается.
* * *
Я цепким взглядом художника вглядываюсь в папино лицо. До чего же он красив, большеглаз, свеж и молод! Секунда – и нежный колокольчик расцветает над папиным ухом. «Как здорово! - восхищаюсь я, - не щевелись, папа!»
Жара стоит такая, что над раскаленным асфальтом висит сизая дымка. Скакалка моя валяется в песочнице, а к сачку я даже не прокоснулась. Потому что неинтересно ловить бабочек, которые не улетают, и кузнечиков, которые не упрыгивают.
- Ты слышал ? - напоминаю я тихонько, - расскажи мне про детдом! - и втыкаю в папину макушку оранжевый «ноготок», втихаря сорванный с дворовой клумбы.
- А что тут рассказывать, - папа снова переворачивает газетную страницу, - мама моя пропала без вести в сорок втором вместе с Валей, моей сестрой. Батя, стало быть, привел в дом мачеху. Я им мешал. Вот и отдали они меня в ворошиловградский детдом. Ну ты же все это знаешь, дочка!
- Ничего я не знаю! – возражаю я, - Я все давно забыла. Тебе там было плохо? Тебя там обижали?
- Да не особо, - качает головой папа, - как всех. Я уже и не помню. А вот как плавать меня научили – помню. Ванька Солдатов взял за голову, Сеня Безымянный – за ноги, Борька Декабрев – за руки Здоровые были пацаны, лет по четырнадцать. И скинули меня, шестилетнего, с моста в речку. Я помню, как шел ко дну. Как просил Боженьку не убивать меня. Как добарахтался до берега. А когда выполз на землю, вцепившись ладонями в густую крапиву, те же пацаны снова взяли меня – один за голову, другой – за ноги, третий – за руки и - хрипящего, задыхающегося, с крапивой в руках – снова бросили с моста в речку. А потом еще раз. Вот такими были мои первые тренера, дочка!
Я спрыгнула со скамейки, сжала кулаки. И пошла на папу со сжатыми до боли кулаками.
-Я вырасту большая, - сказала я, - и найду их всех. И Ваньку Солдатова, И Сеньку Безымянного, и Борьку Декабрева! И всех их – по очереди! – сброшу в реку! А когда они выползут и будут плакать, я все равно их всех снова брошу в реку! Они дураки, дураки, дураки!
- Да ладно тебе, - усмехнулся папа - я уже их простил давно. И ты прости. Когда ты вырастешь, ты будешь молодая и сильная. А они - старенькими и слабенькими. Не нужно их бросать в реку. Их нужно пожалеть!
- Нет, - сказала я, - я их жалеть никогда не буду! И я их все равно поймаю! И отлуплю прыгалками! Дураки!
- А знаешь, дочка – сказал папа, - зимой в детском доме было очень холодно и сыро. Одеяльца были худые, тоненькие, подушек не было вообще. Так и спали на сырых тюфяках, подложив под голову руку. Если б ты знала, какое это счастье – теплая комната, теплое сухое одеяло, чистая простыня, простая подушка под головой.
- Да, - согласилась я, вспомнив, как вечером меня, сонную, папа переодевает в пижаму и относит в мою кровать, – это счастье.
- После таких холодных зим, - продолжал папа, - у меня весной очень болели суставы рук и ног. По ночам я плакал, а утром садился на бревно и подставлял солнышку свои распухшие руки и ноги. И мне казалось, что не будет этому конца и края….
Мои глаза наполнились слезами и сердце сжалось от горя.
- Где у тебя болели ручки ? - бормотала я, шмыгая носом, - вот здесь, в локоточке? А ножки - вот здесь, в коленочках? Ничего страшного, сейчас доченька погладит папочке коленочку…подует папочке на ручку … и все пройдет…. все до свадьбы заживет…
- Спасибо, дочка, - засмеялся папа, вставая с лавки и тоже шмыгая носом. Цветочный дождь посыпался с его головы. – Вылечили вы меня, доктор, на всю оставшуюся жизнь!
- У тебя точно ничего больше не болит? – не верила я, - ни ручки, ни ножки? А ну-ка, попрыгай!
• * *
- Папа, я тебе сейчас открою тайну, - сказала я, беря отца за руку, - только ты не смейся. И никому не говори.
- Не буду, - пообещал папа, - и не скажу. И вообще, хорошие люди никогда не смеются над чужой тайной!
-Тогда слушай, - осмелела я, - знаешь, я боюсь ходить по бревну. Вон по тому бревну около песочницы. Мне высоко и страшно. Все девочки по нему ходят, Ирка даже прыгает на нем, а мне страшно. Я боюсь упасть и расшибиться.
- Ерунда, -сказал папа, - не упадешь и не расшибешься. Давай руку и держись крепче.
- Точно? – не поверила я, пряча руку за спину, - а почему?
- Во-первых, - сказал папа, - потому, что внизу мягкая трава. Даже если ты спрыгнешь с бревна – ничего с тобой не случится. А во-вторых, ты – дочь моряка! Дочки моряков никогда ничего не боятся, не падают и не расшибаются!
-Ух ты! - обрадовалась я - «Дочь моряка»! Вот это да! Давай, папа, руку! Не боюсь я этого бревна!
• * *
Конечно, я все-таки свалилась. С самой середины бревна. После того, как решила прыгнуть, как Ирка. После папиных одобрений: «Ну еще шажок, дочка! Смелее, умница моя!»
Я свалилась прямо на мягкую траву, под которой коварно замаскировалась каменная крошка.
- Ой, елки, - сказал папа, растерянно глядя на мои содранные коленки,- задаст мне твоя мама взбучку по первое число…
Я с ужасом глядела на капельки крови, выступающие на моей содранной коже. Я и не думала плакать – я лихорадочно соображала, как можно спасти папу от маминой взбучки.
- Юра, подорожник прилепи, - сказала проходящая мимо соседка тетя Нюра, - да подержи минутку. От ссадин и следа не останется.
-Точно! – обрадовался папа, - и как это я забыл про этот самый подорожник! Мы так всегда делали! Сейчас!
Папа метнулся к протоптанной тропинке, мигом выдрал пару крупных, как лопухи, подорожников, потер их в руках и прилепил к моим боевым ранам. Коленки защипало. «Ой, - сморщилась я, - щипет!» « Так и должно быть, - объяснил папа, - щипет – значит, заживает.»
Вечером к нам пришел гость – папин сослуживец.
«Росляков,» - представился сослуживец и протянул мне руку.
«Жанна, - ответила я , пытаясь пожать огромную мужскую ладонь. И добавила: - дочь моряка.»
• * *
Вот и снова жара на дворе.
Снова папа сидит на лавочке и читает газету.
Только мне уже почти 53, а папе только 77.
-Папа, - говорю я, - ты помнишь, что врач сказал? Нужно встать и походить.
- Да-да, - кивает папа, - я обязательно встану и похожу. Только чуть-чуть позже. Я так устал, дочка!
- Это от чего ты устал? – изображаю я удивление, - от чтения газеты? А ну-ка, вставай и пойдем до той березы и обратно ! Давай-ка руку!
Папа растерянно на меня смотрит, но не встает. Мне его жалко до спазмов в горле.
-И долго ты собираешься так сидеть? – строго спрашиваю я, чувствуя, как мои глаза наполняются слезами - в чем дело? У тебя что-то болит?
- Нет-нет, дочка! – теряется папа, - ничего не болит! Ну честное слово! Просто я боюсь. Мне кажется, что я не удержусь и упаду.
-Ну вот еще, - говорю я и поднимаю отца со скамейки, - тут просто невозможно упасть. Земля ровная, трава мягкая. Вот тебе твоя трость, вот моя рука. Опирайся и иди.
-Хорошо, - соглашается папа и делает нетвердый шаг. Смотрит на меня просветленно и улыбается: - чуднАя ты все-таки, дочка…чертенок прямо… Что в детстве, что сейчас.
- Шажок, еще шажок, - подбадриваю я отца, - ты умница, папочка! Ты у меня такой молодец! И еще такой сильный! Настоящий моряк!
Мы идем с отцом к знакомой березе по залитой солнцем тропинке. Он сосредоточен, напряжен, серьезен. Он очень хочет мне угодить. Я его люблю в этот момент больше жизни, моего седого беспомощного больного ребенка. Как я буду жить без него – я не представляю, честно.
Но пока моя любовь цветет буйно и густо, как подорожник у нас под ногами. Целый ковер своей любви я стелю под ноги своему отцу. Ее хватит надолго. Ее хватит на все папочкины боли, все его ссадины, на всю его жизнь и всю мою жизнь.
Ты только иди, папа.
Только иди.
24 мая 2013 года
______
Вчера, 23 сентября 2014 года я похоронила своего отца, Титова Юрия Александровича.
На "Хохмодроме" у меня много замечательных, прекрасных друзей. Очень хочется поделиться с ними памятью о моем отце.
Вчера я поспорила с Соней и Гошей:
Бессмертный Кащей очень даже хороший!
Он вовсе не страшный, совсем не упрямый!
На днях он принёс маргаритки для мамы
и мне шоколадку с орехом в придачу.
Потом мы с ним ездили к деду на дачу,
катались на ослике вечером в сквере.
Пускай мне твердят, что он злой. Я не верю!
Не верю и всё! Зря ребята боятся!
Кащей обожает своих домочадцев.
Ругается редко, но метко. Бывает...
Костюм весь в костях? Так работа такая.
Он служит в театре, что ТЮЗом зовется.
Жаль принца сыграть ему не удается...
Хоть я для признаний еще маловата -
Кащея люблю! Потому что он - папа!!!
Но в сказки я верю! Поэтому каюсь:
бить яйца при нём всё же я опасаюсь...
«Погладь мне спинку, папа, очень хочется уснуть
В твоих объятьях полночью апрельской.
Так ждет мужских ладоней соком налитая грудь,
А ты все: «шпалы-шпалы», «рельсы-рельсы»…
Вниманье юных мальчиков меня уже не прет,
Они все имбицилы и ботаны.
Так ждет мужских ладоней соком налитая плоть,
Мои истосковавшиеся тайны…
И пусть в нас тычет пальцами глумливая толпа,
Пусть ропщут перепуганные мамы.
Природный зов нельзя укрыть под ханжеский колпак,
Запретный плод так непосильно манит…
Прочти мне сказку, папа, про чудовищ и принцесс,
Оставь на утро взрослые вопросы…»
Шептала Примадонна, искушая на инцест
Отца Филиппа, старого Бедроса.
Ко Дню Рождения блестящей Певицы с мутной репутацией.
Закурчавилась ветла,
Зацвела морошка.
Кошка-дочь к отцу пришла
И сказала кошка:
«Что ж не ловишь ты мышей,
Будучи папашей?
Надо гнать тебя взашей
Из семейки нашей!
Лень прилипчива, как спрут,
Нечем тут гордиться.
Только тот, кто любит труд,
В папы мне годится!
Ты же будто из бичей,
Выглядишь отстало!»
И от дочкиных речей
Стыдно папе стало.
Всех мышей переловил
У себя в округе,
И теперь он снова мил
Дочке и супруге.
Мышек полны туеса
И сороконожек.
Вот какие чудеса
Водятся у кошек!